Почти 15 лет просидел в тюрьме с уголовниками, а на свободе стал знаменитым актёром. Как сложилась судьба Георгия Жжёнова

ЗВЕЗДЫ

Почти 15 лет просидел в тюрьме с уголовниками, а на свободе стал знаменитым актёром. Как сложилась судьба Георгия Жжёнова

Сегодня вспомним о великом советском и российском актёре театра и кино, Народном артисте СССР Георгии Жжёнове, который оказал огромное влияние на отечественный кинематограф и подарил зрителям много замечательных и незабываемых ролей в лучших советских фильмах.

Начало пути

Георгий Степанович Жжёнов родился 9 (22) марта 1915 года в Петрограде, Российской империи.

Его родители были крестьянами из Тверской губернии, в 1921 голу отец будущего артиста был приговорён к трём месяцам принудительных работ за контрреволюционную агитацию.

Мать Георгия Жжёнова в середине 1920-х годов высылалась из Ленинграда за незаконную частную торговлю.

Почти 15 лет просидел в тюрьме с уголовниками, а на свободе стал знаменитым актёром. Как сложилась судьба Георгия Жжёнова

На фотографии: Георгий ЖжёновВ 1930 году, после окончания физико-математической школы, Георгий Жжёнов поступил в Ленинградский эстрадно-цирковой техникум на акробатическое отделение.

Почти 15 лет просидел в тюрьме с уголовниками, а на свободе стал знаменитым актёром. Как сложилась судьба Георгия Жжёнова

Там его заметили кинематографисты и пригласили сняться в эпизоде первого советского звукового фильма “Путевка в жизнь” (1931). А затем была уже главная роль тракториста Пашки Ветрова в социальной драме “Ошибка героя” (1932). К сожалению, фильм не сохранился.

После таких больших перемен в своей жизни, в 1932 году Жжёнов оставил цирковую карьеру и решил работать только в кино.

Георгий три года учился на кино-отделении в Ленинградском техникуме сценических искусств, который он окончил в 1935-м. Мастером курса был знаменитый кинорежиссёр Сергей Герасимов.

За годы обучения Георгий Жжёнов снялся ещё в нескольких картинах, среди которых особого внимания заслуживают “Наследный принц Республики” и “Чапаев”.

Аресты и лагеря

После покушения в 1934 году на члена Политбюро Сергея Мироновича Кирова, в сталинских лагерях оказался старший брат актёра, Борис, за то, что он не вышел на траурную демонстрацию.

Всех близких Георгия Жжёнова выслали в Казахстан. Бориса вскоре не стало. Георгий Жжёнов отказался уезжать из Ленинграда и был арестован. Но на помощь пришёл Сергей Герасимов, актёра освободили и отправили на киностудию “Ленфильм”.

Когда в 1937 году снимали картину “Комсомольск” Георгий Жжёнов отправился на поезде в Комсомольск-на-Амуре. Во время дальней поездки он познакомился с американским дипломатом, который направлялся во Владивосток на встречу с деловой делегацией.

Это знакомство вскоре стало известно следственным органам и Георгия Жжёнова обвинили в шпионской деятельности. В июле 1938 года артиста арестовали по обвинению в шпионаже и осудили на 5 лет, которые Жжёнов должен был провести в исправительно-трудовом лагере. В ноябре 1939 года его этапировали на Колыму.

Будучи заключённым, Георгий Жжёнов в 1944 году начал играть на сцене Магаданского музыкального драмтеатра имени М. Горького. Актёр вышел на свободу в марте 1945 года и продолжил работать на сцене уже как вольнонаёмный. В декабре 1946 года Георгий Жжёнов уволился и уехал на “большую землю”.

Почти 15 лет просидел в тюрьме с уголовниками, а на свободе стал знаменитым актёром. Как сложилась судьба Георгия Жжёнова

Один из эпизодов того периода отражен в рассказе Георгия Жжёнова — «Саночки»: (откройте спойлер чтобы прочитать)

О ПОСЫЛКАХ я узнал в один из банных для «вольняшек» дней, когда начальник лагеря зашел в баню, попариться с мороза.

— Все еще живой, артист?! — удивился он, увидев меня на обычном месте за горящим бойлером. — Долгожитель!.. Хочешь — обрадую? Посылки пришли тебе из Ленинграда.

Новость была настолько невероятна, что я никак не отреагировал.

— Чего не радуешься?

Мое молчание его озадачило. Зная, как быстро начальство меняет милость на гнев, я решил не испытывать судьбу по пустякам.

— А это правда? — сказал я. — Где они?

— На «17-м», где же еще!

— Так пошлите за ними кого-нибудь, гражданин начальник!

Он рассмеялся:

— Кого я пошлю?.. Хочешь жить — сам сходишь.

— Мне не дойти. Вы же сами видите, в каком я состоянии…

— А у меня весь лагерь в таком состоянии… — еще пуще развеселился он. — Вот так-то, артист! Десять километров всего — и ты живой, думай!.. Сходить на «17-й» я разрешаю тебе.

КОГДА мехцех — последнее приисковое строение осталось за спиной, я послал прощальный взгляд лагерю и медленно побрел по лунной дорожке, напоминавшей серебряную ленту фольги, размотанную по голубому безбрежью снега, навстречу восходу солнца, в сторону заповедного «17-го»…

Вскоре начали слипаться, намерзать ресницы. Сплюнул. Слюна на лету превратилась в ледышку — первый признак, что мороз за сорок…

Надо было идти быстрее, чтобы согреться, но не слушались, не шли распухшие, ватные ноги… Несколько раз оступался, падал… поднимался… Продолжал идти через силу, в надежде, что вот-вот появится «второе» дыхание, станет легче. Одышка заставила смириться — явно не срабатывало, не справлялось перетруженное сердце. Когда в очередной раз споткнулся и упал, окончательно понял: придется отдыхать — идти дальше нет сил. Так и остался сидеть на дороге.

Когда немного восстановилось дыхание и унялось сердце, собрался с мыслями, пытаясь определить, где нахожусь и долго ли шел. По знакомым очертаниям ближних сопок выходило, что отошел от поселка всего-навсего километр-полтора, не больше. Все мои заочные банные расчеты за теплым бойлером полетели к чертям, если за два с лишним часа пути мне удалось одолеть всего километр с небольшим.

Сколько же потребуется времени на весь путь?.. Ответ не оставлял никаких надежд.

Получалось, что идти придется сутки — не меньше. Ни физических сил, ни иной энергии преодолеть это расстояние во мне не было.

…Медленно повернулся спиной к леденящему ветру и поплелся, спотыкаясь, обратно.

Ни отчаяния, ни жалости к себе я не чувствовал. Скорее наоборот: сознание принятого решения и ветер, от которого наконец нашел спасение, подставив ему спину, принесли облегчение. Отчаяние настигло поздно ночью, когда я, насквозь промерзший и обессиленный, перевалил через порог остывшей бани, ткнулся на свое обычное место между теплым бойлером и стеной и завыл, как собака, почуявшая покойника.

ПРОШЛО три дня. И вот снова начальник лагеря вызвал банщика и приказал топить баню. Целый день несколько слабосильных зэков скребли, чистили, мыли полы и лавки в парной, грели воду и топили бойлер. Две сорокаведерные деревянные бочки, заменявшие ванны, были наполнены горячей водой. Втайне от банщика мы исполнили традиционный «ритуал» — помочились в обе бочки, выражая тем самым нашу пламенную любовь к начальству, умудрившемуся за несколько зимних месяцев отправить на тот свет половину вверенных им заключенных.

Начальник лагеря привел с собой оперуполномоченного прииска. Это был высокий худощавый офицер (лейтенант МГБ) с внимательным взглядом темных недоброжелательных глаз.

На приисках Оротукана этого человека звали «Ворон».

Начальство явилось навеселе. Оба оживленные и разговорчивые. Увидев меня у бойлера, начальник изобразил на лице радость:

— С возвращением, артист!.. Как жизнь молодая?

Слово «артист» ему явно нравилось. В его представлении я был чем-то вроде клоуна. — Подвел ты меня, артист, ох как подвел!.. Я, можно сказать, поставил на тебя… побился об заклад с лейтенантом, а ты взял и обманул меня… Нехорошо!.. Я говорю ему, — он показал рукой на уполномоченного. — Пойми, говорю, у него нет другого выхода, он должен дойти!.. Иначе подохнет здесь — он это понимает!.. Это я про тебя… а он мне свое: «Один не дойдет — замерзнет!» Плохо, говорю, ты знаешь артистов!.. Они народ особенный, двужильный!.. Так что случилось?.. Почему вернулся?

Как я ни крепился, слезы все больше и больше застилали глаза. Я низко опустил голову, пытаясь сдержать их, не смог и впервые после возвращения беззвучно заплакал.

— Ну все — местный! — махнул на меня рукой начальник, давая понять, что сеанс общения закончен, отвернулся и, стянув с себя нижнее белье, с веселыми охами и ахами полез в бочку с горячей водой. Его примеру последовал и уполномоченный.

…Они веселились, поочередно бегали в парную, с хохотом обливали друг друга ледяной водой, «травили» анекдоты, с наслаждением пофыркивая в своих бочках, обсуждали предстоящие дела…

…Я тихо скулил в своем углу, обняв теплый бойлер, следить за которым, судя по всему, была моя последняя обязанность на этом свете.

Из обрывков их разговоров, долетавших до меня, я понял, что утром уполномоченный отбывает в Оротукан, в управление.

Фантастическая мысль зародилась у меня в мозгу: «А что, если попроситься вместе с ним? Ведь путь его обязательно будет проходить через «17-й», другой дороги не существует?!»

Я понимал всю безнадежность моей мысли, понимал, что своей фантастической просьбой вызову лишь презрительную усмешку, и все же с непонятной самому себе решимостью, решимостью отчаяния, что ли, выбрал момент, когда они, надев полушубки, докуривали послебанные цигарки, подошел к уполномоченному и, глядя ему прямо в глаза, тихо сказал:

— Гражданин начальник! Возьмите меня с собой до «17-го».

ОН ПОЯВИЛСЯ, как и обещал вчера, перед самым рассветом…

Легко подпрыгивая на неровностях тропинки, за ним бежали детские саночки, то обгоняя хозяина, то, наоборот, застревая в наметенном снегу… Он легко дергал за веревку, привязанную к санкам, и те опять весело устремлялись под горку… На санках лежал маленький чемодан — обычный дерматиновый чемоданчик; в городах с такими ходят в баню или носят завтрак на службу.

«Зачем ему санки? — подумал я. — Такой чемоданчик проще нести в руках…»

— Слушай меня внимательно: пойдешь следом за мной. Идти буду не торопясь, нормально… Но предупреждаю — не отставать! Отстанешь — пеняй на себя, уйду! Ждать не буду. Цацкаться мне некогда!.. Пойдешь один или останешься подыхать на дороге… Отдыхать сядешь тогда, когда я скомандую, не раньше. Никакой самодеятельности — иначе уйду! Подходят мои условия? Сдюжишь?!

— Постараюсь.

— Тогда все, — подытожил он. — Тронулись!

И мы пошли.

ВПЕРВЫЕ за последние три дня вдруг, чуть ли не до рвоты, захотел есть! Опять стали мерещиться посылки… И чего только в них не было! В который раз смакуя, я перебирал их содержимое… Все, что я любил когда-то на «воле», укладывал в них, сортируя и отбирая продукты с расчетом на предстоящее долгое путешествие. Любимая рыба горячего копчения, севрюга, осталась дома — в посылку упаковали воблу (над ней время не властно)… насладившись запахом полубелого хлеба с тмином и изюмом, решительно заменил его сухарями… Мясо не взял — только твердокопченую «салями» (она прочнее) и сало… Украинское сало… с розовой прожилкой, тающее во рту… Как и полагается, все углы посылок забиты чесноком и луком… Сахар брал только колотый, от «сахарной головы» — он слаще. Не забыл, конечно, и табак! Папиросам предпочел сигареты и махорку, объем тот же, а табаку больше… Мороженое… при чем тут… мороженое?

С ходу налетев на что-то непонятное, я ткнулся лицом в снег и… опомнился. Надо мной стоял уполномоченный и вытягивал из-под меня опрокинутые санки… посылки исчезли.

— Ты чего? — Он подозрительно смотрел на меня. — Что с тобой?

— Ничего, простите. — Выплевывая изо рта снег, я с трудом поднялся.

ПРОЙДЯ еще несколько десятков метров, я упал, все-таки упал… Свое «горючее» сжег дотла — мои баки пусты, и резерв исчерпан, — дальше идти не на чем, ни сил, ни самолюбия — все израсходовано… Кто-то сказал: «Нет сил жить, и даже отчаяние мое бессильно!» Мое «отчаяние» помогло мне каким-то образом встать на четвереньки, изготовиться к очередному «старту»; я начал было уже раскачиваться, чтобы подняться, и в этот момент увидел подходившего ко мне уполномоченного.

Я не мог скрыть радость, охватившую меня, заулыбался, но встать на ноги, как ни старался, не смог. С мрачным видом подойдя ко мне, он, ни слова не говоря, приподнял меня за шиворот из снега и усадил на санки. Чемоданчик переложил в ноги и крепко-накрепко прикрутил нас обоих веревкой. Я не сопротивлялся. В моей душе сейчас победно пели ангелы, торжественно звучала суровая музыка Пятой симфонии Бетховена, исполняемая сводным оркестром всех лучших симфонических оркестров мира!

И тут уполномоченного прорвало:

— Чего улыбаешься, чего лыбишься, фитиль несчастный!.. Думаешь, жалко тебя стало? Нужен ты мне очень, артист… Посмотрел бы ты на себя, какой ты артист!.. Артисты в Москве, в Большом театре поют, а не на Колыме вкалывают… Спасибо скажи, что на меня, дурака, попал, а не на кого другого!.. Надо же! Расскажи кому — не поверят!.. Впрягся, как конь, в упряжку и тащу его, гада, контрика, — драгоценность какая, самородок!.. Брось улыбаться, говорю! Доулыбаешься, что брошу к чертовой матери или пристрелю, как собаку, — навязался на мою шею, интеллигент…

Все оставшиеся до «17-го» километры он материл меня последними словами (то проклиная, то угрожая). Не щадил и себя, клял за минутную слабость в бане…

Еще вчера он понял, что никаких физических сил пройти десять километров во мне нет, что моя просьба была чисто волевым всплеском, последней надеждой человека, стоящего на грани жизни и смерти… Он предвидел вариант, что, возможно, ему самому придется тащить меня живого или мертвого… и все-таки пошел и на это.

Вот, значит, зачем ему понадобились саночки, вот зачем он захватил их. Какие слова способны объяснить этот поступок? Кто может исследовать, найти объяснение причинам неожиданной трансформации в психике людей — в этой бесконечной войне Добра и Зла?

«Конец операции «Резидент»НЕПОДАЛЕКУ от лагерной вахты уполномоченный остановил санки, распутал веревку, выматерился напоследок в мой адрес, закурил… Мы финишировали.

— Спасибо, гражданин начальник! — сказал я.

Игнорируя мою благодарность, он направился в помещение рядом с вахтой, на двери которого красовались три огромные, намалеванные суриком буквы — МХЧ (материально-хозяйственная часть); уже от двери, обернувшись, приказал:

— Жди меня здесь, — и скрылся.

Как собака неотрывно смотрит на дверь, в которую ушел ее хозяин, приказав ей: «Сидеть!», так и я сейчас, ничего вокруг себя не видя, смотрел на МХЧ с надеждой и страхом и ждал возвращения уполномоченного. Вскоре он вышел, держа в руках два фанерных ящика, обшитые серым полотняным материалом, изрядно заштемпелеванные, с остатками сургучных печатей по стенкам, мои посылки…

— Забирай свое наследство! — Он поставил посылки у моих ног.

Наконец-то! Остался позади десятикилометровый тоннель между жизнью и смертью… Ценою нечеловеческих усилий я одолел его!.. Вот они — два ящика — у моих ног — в них все!.. Мое спасение, моя жизнь! Они мои! И никто не в силах отнять их у меня!

В ЖИЗНИ каждого человека бывают поступки (главные поступки его жизни), которыми он гордится или, наоборот, которые презирает, старается скорее забыть… В моем положении поступил я тогда единственно правильно — я сказал:

— Гражданин начальник! Спасибо за все, но я вас прошу, сделайте еще одно доброе дело…

— Какое еще дело? — недовольно спросил он.

— Отдайте посылки охране и прикажите не выдавать их мне… хотя бы в течение трех суток… Пусть несколько дней дают мне понемногу, порциями, понимаете?..

Уполномоченный серьезно посмотрел мне в глаза и впервые, кажется, по-человечески искренне сказал:

— Вот за это — молодец!.. Смотри-ка, сколько в тебе силы, оказывается!.. Сколько характера сохранилось… молодец! Теперь верю — жить будешь!.. Я догадывался, что ты мужик крепкий, жаль, что контрик.

— Никакой я не контрик!

— Ладно — не агитируй! Пошли.

Он подхватил обе посылки и быстро зашагал к вахте. Когда меня позвали зайти в помещение, на столе лежали обе мои посылки. В комнате находились два дежурных вохровца. Распоряжался уполномоченный.

— Вскрывай! — приказал он одному из вохровцев и, показав рукой на меня, представил: — Этот фитиль с «Верхнего». Пришел за своими посылками. Три дня не давать ему их! Как бы ни просил — не отдавать! Кормите понемногу, раза три в сутки, чтобы не случилось с голодухи заворота кишок, понятно? Учтите: он сам об этом попросил — боится за себя.

Охранник вспорол обшивку, подковырнул несколько раз верхнюю крышку и вскрыл посылку. Вытащить из нее ничего не удалось, кроме чудом сохранившейся описи, прилипшей к фанерной крышке. В ней перечислялось содержимое и количество каждого продукта.

Все, что было в посылке, а именно: сахар, колбаса, сало, конфеты, лук, чеснок, печенье, сухари, шоколад, папиросы «Беломор», вместе с оберточной и газетной бумагой, в которую был завернут каждый продукт, за время трехлетнего блуждания в поисках адресата перемешалось, как в стиральной машине, превратилось в единую твердую массу со сладковатым запахом гнили, плесени, запахом табака и конфетной парфюмерии… Все пропиталось жиром и табаком, засахарилось…

Такая же картина повторилась и в другой посылке, с той только разницей, что там к содержимому добавились пара шерстяных носков и варежки.

— Нда!.. — удивился уполномоченный. — Это называется поел, покурил и газетку почитал!.. И все зараз, в один присест. Что будем делать? Выбрасывать или?.. Распоряжайся, ты хозяин!

Охранники с брезгливым любопытством наблюдали за мной. Я подошел к столу, откромсал ножом кусок и тут же при всех, почти не разжевывая, торопливо проглотил, не разбирая ни вкуса, ни запаха, словно боясь, что кто-то может помешать или отнять у меня «это»…

ТАК мучительно долго еще никогда не тянулось время, как в эти последние трое суток. Ни лежать, ни спать я не мог — животный инстинкт гнал из барака к вахте, поближе к посылкам. Я окончательно потерял контроль над собой: не доверял охранникам, боялся, что они или выбросят посылки, или скормят собакам. Как волк из засады, следил за каждым, кто заходил на вахту… Когда подходило время получать очередную порцию, я умолял отдать мне все — уверял, что я уже в порядке, клянчил, плакал, угрожал, оскорблял, кричал «фашисты!», грозился выбить стекла в окнах, бил кулаками в дверь, в стены вахты, скулил от бессилия.

Спасибо охранникам!.. Они не поддались на мои «провокации» и в точности выполнили приказ уполномоченного. На мое счастье, у них хватило и нервов, и добродушия… Когда же им становилось особенно невтерпеж, они просто брали меня за шиворот и оттаскивали, как щенка, в снег, подальше от вахты…

Наконец наступил долгожданный день — трехсуточный «карантин» кончился!..

К недоумению вахтеров, за посылками я не явился! Уже закончился утренний развод в лагере, — бригады вышли на работу, а меня все нет и нет… Послали старосту узнать, в чем дело, куда я мог подеваться. Никуда я и не «подевался» — староста обнаружил меня в баке, на своем месте — я спал!.. В самый критический, кризисный момент физической и нервной истощенности мое подсознание (самый безошибочный диагностик) пришло мне на помощь, сделав выбор между сном и пищей. Я спал глубоким, живительным сном праведника! Так спят тяжелобольные, переборовшие болезнь. Так, наверное, спали вывезенные из блокадного Ленинграда спасенные дети — наступил кризис. Когда староста разбудил меня, впервые за эти горестные месяцы я почувствовал в себе слабый огонек надежды, впервые поверил, что буду жить!

КОГДА «17-й» окончательно скрылся из глаз и перестали быть слышны: скрежет транспортерной ленты, человеческие голоса и пыхтение паровых экскаваторов, когда в безбрежии сияющего на все четыре стороны слепящего снега воцарилась тишина, я остановился отдохнуть, мне захотелось есть…

Весеннее солнышко уже давало о себе знать — было тепло, и клонило в сон… Но теперь я уже вполне владел собой. Я сидел на санках и ел — обстоятельно и неторопливо… Интересно, что содержалось в той «массе», которую я сейчас с таким наслаждением разжевывал? Я развернул опись и перечитал ее вслух. В конце описи большие, неровные буквы, тщательно выведенные непослушной рукой матери, промаслились, чернильный карандаш расплылся, потек, но разобрать написанное было можно…

Опись заканчивалась словами: «На здоровье, сынок! Береги себя».

Самое выносливое существо на свете — человек! Чего только ему не приходилось преодолевать: голод, холод, болезни, одиночество!.. Зверь гибнет — человек живет! Особенно русский человек!.. Какие только испытания на прочность не выпадали на долю русского человека! Рабство, нашествия, стихийные бедствия, эпидемии, войны… В руках каких только политических авантюристов не побывал русский человек! Вся история народа российского есть бесконечная борьба за жизнь, за выживание…

Дата публикации на сайте: 27.12.2005

P.S.
Этот рассказ запомнился с конца 80-х, когда в ж-ле “Огонёк” впервые появился как
откровение, когда во всю ещё ревели глушилки… рассказ сокращен,
жаль, не сохранились иллюстрированные листки из ж-ла.
И гениальный актёр, и мужественный человек недавно покинул нас…

Как Вам рассказ Георгия Жженова?
Рассказ впечатляет, вызывает противоречивые чувства — от боли до ненависти, от слез до гордости
42.21%
По заслугам наказание
7.22%
Печально узнавать подобные факты о нашей родине
47.91%
Мне все равно, предпочитаю не думать об этом
2.66%
Проголосовало: 263

 

Возвращение в кино

Сергей Герасимов ходатайствовал, чтобы Жжёнова отправили на Свердловскую киностудию, но в 1948 году студию неожиданно закрыли. В Москве и Ленинграде Жжёнову было запрещено жить, и он отправился в Горьковскую область, где начал работать в театре города Павлово.

В 1949-м Георгия Жжёнова снова арестовали и сослали на этот раз в Норильский исправительно-трудовой лагерь. До 1953 года он работал Заполярном театре драмы, где подружился с будущей звездой советского кино Иннокентием Смоктуновским.

В 1955-м Георгия Жжёнова полностью реабилитировали, он вернулся в родной Ленинград и устроился актёром в Ленинградский областной драматический театр.

Спустя некоторое время он вошёл в штат киностудии “Ленфильм” и стал сниматься в кино. Вначале это были небольшие, но талантливые роли в известных фильмах, таких как:

  • “Дорогой мой человек” (1958),
  • “Балтийское небо” (1960),
  • “Человек не сдаётся” (1960),
  • “Планета бурь” (1961) и других.

Звездные роли

Всесоюзную известность Георгий Жжёнов получил после исполнения роли автоинспектора в криминальной комедии Эльдара Рязанова “Берегись автомобиля” (1966), который был снят на киностудии “Мосфильм”.  Актёр настольно точно попал в образ, что его персонаж сразу запомнился зрителям.

Затем была интересная роль в военных детективах “Путь в “Сатурн” и “Конец “Сатурна” (1967), где актёр предстал в образе генерала-майора Николая Тимерина. В конце 1960-х Жжёнов переезжает в Москву и начинает работать в Театре имени Моссовета.

Но подлинная слава пришла к Георгию Степановичу в октябре 1968 года, после выхода на экраны страны шпионского фильма “Ошибка резидента”, снятого режиссёром Вениамином Дорманом.

В этой картине Жжёнов исполнил главную роль агента иностранных спецслужб Михаила Зарокова (Тульева), сына русского эмигранта.

Успех киноленты в СССР был фантастический, в дальнейшем фильм “Ошибка резидента” получил культовый статус. Из интервью с Георгием Жжёновым:

Был такой режиссер Виллен Азаров. Я с ним делал три фильма – “Путь Сатурна”, “Конец Сатурна” и “Бой после победы”.

Когда я у него снимался, со Студии Горького пришло предложение сыграть резидента. Я Азарову рассказал. Он говорит: “Ну что ты! Ты здесь играешь начальника КГБ, генерала. А там – шпиона”.

Хорошо, что я его не послушал. И сыграл врага советской власти, заклятого врага, да еще потомственного. Но в результате того, что я сыграл этого резидента, я получил все почетные грамоты наших силовых органов – КГБ, МВД, все ордена, которые существуют.

Всё у меня есть – благодарственные письма, грамоты, чего только нет! Я ведь перелицовывался в картине, начинал служить советской власти”.

 

На волне популярности “Ошибки резидента” в 1970 году вышло продолжение шпионской саги под названием “Судьба резидента”. Этот фильм повторил успех первой части, его посмотрело почти 30 миллионов зрителей.

В дальнейшем Георгий Жжёнов снялся в таких знаменитых кинолентах, как:

  • “Горячий снег” (1972),
  • “Посейдон” спешит на помощь” (1977),
  • “Экипаж” (1979),
  • “Возвращение резидента” (1982),
  • “Конец операции “Резидент” (1986) и многих других.

 

Творчество
Театральные работы
Фильмография
Телеспектакли
Озвучивание

Личная жизнь актёра

Георгий Жжёнов был четыре раза женат.

Его первой супругой стала белорусская актриса Евгения Голынчик. Познакомились они с ней во время учёбы у С. А. Герасимова. На последнем свидании перед отправкой в лагерь Георгий попросил Евгению не ждать его возвращения.

Второй женой Жжёнова была актриса Лидия Воронцова. Познакомились они в Магадане, когда вместе отбывали срок.

Поженились в 1943 году, развелись в 1947-м. Вскоре после освобождения Лидия получила повторный срок. В этом браке родилась дочь Елена Жжёнова, которая стала дизайнером.

Почти 15 лет просидел в тюрьме с уголовниками, а на свободе стал знаменитым актёром. Как сложилась судьба Георгия Жжёнова
На фотографии: Георгий Жжёнов и Лидия Воронцова

Третьей супругой Георгия Жжёнова была актриса Ирина Махаева, они познакомились в Норильском театре. Именно она добилась возврата Георгия в Ленинград.

Жжёнов и Махаева поженились в 1950 году, разошлись 1960-м. В этом браке в 1956 году родилась дочь Марина Жжёнова.

Почти 15 лет просидел в тюрьме с уголовниками, а на свободе стал знаменитым актёром. Как сложилась судьба Георгия Жжёнова
На фотографии: Георгий Жжёнов и Ирина Махаева

Четвёртой женой стала актриса Лидия Малюкова, которая служила в Театре имени Ленсовета. Сыграли свадьбу в 1962-м.

В том же году родилась дочь Юлия Жжёнова, которая стала актрисой и преподавателем ВГИКа

Георгий Степанович Жжёнов ушёл из жизни 8 декабря 2005 года. Ему было 90 лет.

Источник

Читайте также:  За что Александра Абдулова выгнали из Ленкома и почему отобрали роль Д'Артаньяна
Оцените статью
( 7 оценок, среднее 4 из 5 )
Поделиться с друзьями
Жизнь полна красок
Добавить комментарий